«Мы живем в мире грибов!»

Слышали анекдот: «Все ли грибы можно есть? Все! Но некоторые только один раз»? Наталья Петровна Кутафьева над такого рода анекдотами не смеется. Ученый-миколог, автор монографий «Морфология грибов» и «Экспертиза грибов», она хорошо понимает: с грибами шутки плохи!

НЕ С НОЖОМ, А С КРАСКАМИ

Грибов в российских лесах видимо-невидимо, ежегодно в общей сложности собирается по 150 тысяч тонн. Отравления случаются нередко, однако относятся к микологии в современной России как к предмету не обязательному и неактуальному. А сами микологи чем дальше, тем непоправимее превращаются в «уходящую натуру».

— Нас, — говорит Кутафьева, — во всей стране осталось человек сорок. В Сибири — пятеро, в Красноярском крае — я одна. Последняя! Не станет меня — и целая отрасль науки здесь исчезнет...

— Наталья Петровна, почему вы выбрали столь редкую специальность?

— Я с рождения лесной человек. Еще по приангарскому детству помню: в сосняках целые поляны белых грибов, а как первый морозец ударит рыжики идут без единой червоточинки! Их в огромных кадках засаливали.

— То есть сначала грибы вызывали у вас не научный, а, как у всех, гастрономический интерес?

— Сначала да. А потом я окончила Техноложку — нынешний технологический университет в Красноярске и пришла в Институт леса, где мне сказали: «Ты же рисуешь хорошо? Значит, занимайся грибами!»

— Какая связь между рисованием и микологией?

— Прямая! Миколог ходит в лес не с ножом, а с карандашами, кисточками и красками и все попадающиеся виды грибов зарисовывает. Кстати, видов этих только у нас в крае под тысячу! Недаром я говорю: «Мы живем не в мире растений, а в мире грибов». И даже очень распространенные, например грузди или те же белые, лишь кажутся изученными вдоль и поперек, на самом деле они постоянно мутируют, меняются. А кроме того, появляются новые, малоизвестные грибы. Не так давно в нашем крае обнаружилась редчайшая пятнистая сыроежка: до того считалось, что она встречается исключительно на Дальнем Востоке и на Гавайях, а теперь вот и в сибирской тайге выискалась. Материала для исследований предостаточно, и микологические рисунки год от года надо дополнять и обновлять. Это колоссальный, кропотливый труд!

— Зачем же зарисовывать? Разве нельзя сфотографировать?

— Раньше не было качественных фотоаппаратов. Сегодня аппаратура есть, но не у всех.

— Намекаете на то, что наука финансируется по остаточному принципу?

— И без намеков очевидно! Более-менее вольготно в наш прагматичный век живут научные дисциплины, приносящие коммерческую выгоду. Микология не из них. Поэтому у микологов нет ни современного оборудования, ни лабораторий... Я сама надомница! Работаю в собственной квартире! Микроскоп у меня допотопный. Компьютер недавно сломался. А единственные инвестиции в мои исследования это деньги из моей же пенсии, которую я и так еле-еле между продуктами и лекарствами делю.

— Но может, не время роскошествовать? До изучения ли грибов сейчас?

— До тех пор пока все живы-здоровы — возможно. Но если кто-то отравится грибами? Как распознать, какими именно? Только микологи могут квалифицированно помочь медиками.

— Выходит, для микологии чем хуже, тем лучше: чем чаще станут травиться грибами, тем скорее признают значимость науки о грибах?

— Так и есть! Пока гром не грянет... Хотя чтобы понять, что микология нужна, травиться не обязательно — надо просто мыслить на перспективу.

— Что вы имеете в виду?

— Поясню на примере. Все знают гриб опенок. Но никто, кроме микологов, не догадывается, что опенок — это не только вкусная закуска. Это опасный и коварный тип! Разрастаясь над древесными корнями, он провоцирует корневую гниль и губит деревья! Тысячи гектаров леса охвачены этой напастью, наносящей ущерб не меньший, чем пожары и незаконные вырубки.

Противостоять беде можно, изменяя в лесах грибные доминанты, то есть отбирая, культивируя и вводя в природу грибы, сдерживающие рост опенка. В Белоруссии, например, так и делают. А в Сибири ситуация парадоксальная. Мы, конечно, признаем, что лес — наше главное богатство, но понимаем это богатство буквально — как пиломатериал, который продаем и получаем прибыль. Но лес не только древесина! Лес — сложнейшая экосистема, и на нее влияют все составляющие, в том числе грибы! Изучать и корректировать влияние грибов необходимо для того, чтобы сохранить леса для будущих поколений. В этом и заключается перспективность микологии.

НАДЕНЬТЕ «ШЛЕМ»!

— Грибной сезон в разгаре, и наверняка скоро появятся первые жертвы. Можно ли это предотвратить?

— Самое эффективное — это систематическое целенаправленное просвещение. Как раз для этого я и мои коллеги из других городов разработали концепцию «Школы лесного миколога», сокращенно — «ШЛЕМ».

— И каким вы представляете этот самый «ШЛЕМ»?

— В идеале это должна быть сеть микологических центров, где можно пройти обучение и узнать, какие грибы ядовитые, какие съедобные, как их правильно собирать, как готовить. И если для грибников-любителей такие курсы предполагаются добровольными, вроде кружка по интересам, то заготовщиков и торговцев грибами следует учить в обязательном порядке.

За это и мировой опыт. В Америке, например, действует федеральная ассоциация грибоводов. В Финляндии в заготконторах работают только профессионалы, и только они вправе принимать грибы у населения. В Чехии на базарах качество продукции контролирует особый «грибной» работник. У нас же и продается что ни попадя, и заготовители нередко — случайные люди, не имеющие ни квалификации, ни лицензии, и в вузах на биофаках микологию преподают лишь в общих чертах.

— И какое же будущее у «ШЛЕМа» без специалистов?

— Отдельные энтузиасты есть. Но энтузиазма недостаточно. Нужна государственная поддержка. Мы с коллегами писали о проекте «Школы лесного миколога» разным региональным чиновникам — ни ответа ни привета. Хочу теперь написать главному санитарному врачу страны и премьер-министру.

Продолжение статьи читайте в журнале «Сельская новь» № 8, август 2011 г.