Он мечтал быть конюхом. Стал народным артистом. Снялся примерно в 50 художественных фильмах («Неотправленное письмо», «Коллеги», «Синяя тетрадь», «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», «Звезда пленительного счастья» и другие). Как режиссер и сценарист создал ряд потрясающих мультфильмов, в том числе знаменитый «сериал» про бременских музыкантов, озвучил около 300 мультролей, в том числе Крокодила Гены, Удава из «38 попугаев», Карлсона. В июле Василию Ливанову исполняется 75 лет.

ОДИН ВОПРОС ПРО ЭТО

— Василий Борисович, какие вопросы вы не любите?

— Не люблю вопросов о моей личной жизни: «В кого вы были влюблены?», «С кем у вас были романы? Кто кого бросил? Почему?» И так далее… Я никогда на них не отвечаю по одной простой причине: каждый человек имеет право на личную жизнь. Это интимное!

— Тогда по секрету: в кого вы были влюблены?

— Только по большому секрету: я был страстно влюблен в двух своих жен! Первая моя любовь была юношеская — в 17 лет. Она была старше, но я был влюблен безумно. Она вышла замуж за другого, родила двоих детей. А через семь лет вышла замуж за меня… Это была моя сумасшедшая попытка вернуть свой роман вчерашнего дня, но оказалось, что наступил на грабли. Больше я на грабли не наступал… А вот со второй женой, Леной, художником-постановщиком в мультипликации, у нас настоящий роман — мы вместе уже больше 40 лет. Я давно, причем дважды, дедушка.

— И все-таки многие считают, что все актеры — жуткие ловеласы, многоженцы и большие любители сходить налево…

— Это потому, что зритель часто путает личность актера с личностью его театрального или киношного героя. Если он играет роли победительнолюбовные, зритель «понимает», что уж и в жизни не без этого... А между тем актеры зачастую однолюбы высшей пробы. Это черепахи, которые свой дом-панцирь постоянно таскают с собой. Я — черепаха. Я себя без семьи не мыслю. Не обязательно, уезжая в киноэкспедицию, ставить на столике в гостинице фотографию жены и детей. Это должно быть в сердце. Они — часть меня, я — часть их. Причем они лучшая моя часть…

ДЕТИ ЛИВАНОВА

— Ваш самый любимый фильм с Василием Ливановым? Наверное, «Шерлок Холмс»?

— Конечно, я его люблю. Все-таки 11 серий за семь лет. Сами англичане нас с Виталием Соломиным признали лучшей парой всех времен в этих ролях. В музее на Бейкер-стрит мой портрет висит на самом почетном месте среди исполнителей этой роли. Мне приятно, что в книге отзывов музея высокую оценку моей работе дали Маргарет Тэтчер, Питер Устинов, Грэм Грин.

Но еще раньше была картина, пользовавшаяся тоже большой популярностью, — «Коллеги», по повести Аксенова о трех врачах. Коллеги там — Лановой, Анофриев и я. Это фильм-рекордист, он собрал столько же зрителей, сколько и «Чапаев». Фильм вышел в самом начале «оттепели», в 1962 году.

А сегодня лучшей своей актерской работой я считаю роль Дон Кихота в ленте «Дон Кихот возвращается» и для себя профессионально ставлю ее выше роли Шерлока Холмса. А вообще, ведь роли как дети — каждую любишь, и любишь по-своему.

— Существует народная версия: у вас потому такой неподражаемый голос, что «одно время Ливанов пил почерному».

— На самом деле все, конечно, не так. У меня был нормальный усредненный баритон. На съемках картины «Неотправленное письмо» режиссер Михаил Константинович Калатозов (кстати, мой крестный в кино) «для большей документальности изображения» предложил нам озвучить зимние сцены прямо на улице. В 40-градусный мороз! Из этого в итоге ничего не вышло: сильнейший ветер, микрофон бум-бум-бум, и хотя мы там орали от души, получился брак. А голос я сорвал. Потерял вообще. Потом он восстановился и стал такой вот скрипучий. Сначала я очень расстроился, а потом понял: голос — мой хлеб. Ведь на улице меня никто не узнает, настолько в жизни я отличаюсь от моих героев, а стоит сказать всего одну фразу — и все… Еще великий итальянец Сальвини сказал: «Актер — это голос, голос и голос!»

Однажды мы ехали с Володей Высоцким из Питера от нашего общего друга. Курили в тамбуре и очень бурно дискутировали по поводу детской литературы, потому что Володя задумал детскую книгу в стихах, а у меня уже был «сказочный» писательский опыт плюс работа в мультипликации... Вдруг видим: проводница-блондиночка высунулась из купе и смотрит на нас завороженными глазами. Володя ей раздраженно: «Ну чего тебе?» А она и го- ворит: «Я в жизни двух таких голосов не слыхала!»

— Говорят, с юности вы придерживались железного правила: обходиться без дублеров.

— Был даже случай, когда пришлось поработать каскадером за другого. Снимался фильм «Браслет второй», где я играл наездника. И нужно было сделать сложнейший трюк: свалиться в денник к молодому жеребцу, который в пене метался как сумасшедший, прокатиться у него под брюхом и выскочить в дверь. Причем упасть нужно было со стены высотой метра три с половиной. Циркач-каскадер, когда ему объяснили, что надо делать, сказал: «Да ни за какие деньги!» Говорю режиссеру: снимай меня. Но заплатишь втройне. 300 рублей — по тем временам немалые деньги! Ударили по рукам. Вместо одного мне пришлось делать три (!) дубля. А когда дошло до оплаты — режиссер ни в какую. Тогда я схватил кнут и за ним... Жаль, не догнал…

— Так вы драчун?

— Вовсе нет. Машут кулаками и пьют водку либо по молодости, либо по глупости. В жизни можно проявить себя не менее жестко и основательно, но по-другому.

— А в детстве вас часто били?

— И я, и меня… Однажды меня просто зверски избили за то, что я отказался ограбить… собственный дом. В каждом дворе была шпана, которая верховодила. Меня заставляли украсть у отца папиросы. Я отказался. Тогда они приказали четверым товарищам-ровесникам из моей же компании избить меня на их глазах. Это было страшное садистское насилие надо мной и над моими приятелями. Помню, один, по прозвищу Кавалерия, когда бил, плакал. Но иначе отлупили бы их. Мне сильно изуродовали лицо, выбили зуб и сбросили в люк нашей котельной. Я пролетел метра два и до вечера там отлеживался. Зато потом навсегда оставили в покое…

КОТОВАСИЯ С ПЕЛИКАНОМ

— Кстати, с писателем Юлианом Семеновым вы, кажется, познакомились через драку?

— Это было году в 56-м, под утро, на улице Горького. Мы шли с моим другом композитором Геннадием Гладковым с большой холостой гулянки и, как Гаргантюа и Пантагрюэль, решали сакраментальный вопрос: жениться Гладкову или не жениться. Девушка, с которой он познакомился, ему очень нравилась, но его гложил червь сомнения…

— Вы не советовали жениться?

— Наоборот... И вдруг возле ресторана «Астория» наблюдаем картину: какой-то парень, прижавшись к стене дома, отбивается от четверых здоровенных лбов. Мы даже сначала загляделись — уж больно здорово он это делал! Профессионально. Но все равно: четверо на одного — несправедливо. И вмешались. После первого обмена ударами и громких нецензурных воплей они сбежали, а мы остались втроем. Познакомились. Он назвал свою фамилию, очень похожую на название какого-то тропического растения, — Ляндрис. Юлик Ляндрис. И оставил свой телефон. С тех пор началась наша многолетняя дружба… А Гладков все-таки женился. И очень удачно!

— Это правда, что вы с Геннадием Гладковым «познакомились» чуть ли не в роддоме?

— Может, и правда, но там я его не запомнил (смеется). А дружим мы уже 66 лет, со второго класса. Вообще, школа у нас была очень необычная — 170-я, мужская. Она дала огромное количество талантливых людей — журналистов, писателей, художников, актеров. В ней учились Эдуард Радзинский, Андрюша Миронов... Несмотря на то что это была самая рядовая районная школа в центре Москвы.

— У вас была какая-то кличка?

— Васька-Кот. В основном Кот, потому что Васька. А у Гладкова было прозвище Пеликан. Он был блондин с большим носом, когда ходил, чуть сутулился и очень напоминал пеликана. Сокращенно — Пиня. Для меня он так и остался на всю жизнь Пиней.

— Ваш самый безумный поступок по отношению к женщине…

— Свою первую жену я украл. Я работал на первом московском конном заводе табунщиком и параллельно снимался в «Слепом музыканте». А она жила с мужем в поселке в трех километрах от завода. Мы семь лет после ее замужества не виделись, но я все эти годы ее помнил, иногда звонил. И вот выпросил у знакомых шикарный старинный экипаж прошлого века. Запрягли двух лошадей, один мой друг на козлах и двое верхом. Я ей позвонил, попросил, чтобы вышла к калитке. Она вышла. «Хочешь прокатиться?» — «Только недалеко». Я крикнул: «Трогай!» И мы тронулись… с бешеной скоростью. Она говорит: «Сейчас выпрыгну!» — «Прыгай!» Короче, я привез ее на завод и это была наша первая ночь…

— А как отреагировал муж?

— Мне это было неинтересно… Кстати, свою вторую жену я тоже, можно сказать, украл. В день нашей серебряной свадьбы мы обвенчались. Выходим из храма — стоит роскошная тройка лошадей. Я откинул полог и предложил Елене прокатиться. Она была в восторге.

— У вас есть какие-то главные правила, которыми вы руководствуетесь в жизни?

— Я никогда не говорю ни одного плохого слова о женщинах, с которыми дружил. Никогда не предаю своих друзей. Никогда ни о чем не жалею. Никогда не хотел бы свою жизнь прожить заново. Я очень люблю свою родину, свою страну Россию и всегда старался привить это чувство своим детям. И не хотел бы родиться в другой стране.

ЛЮБОВЬ К СВОИМ НЕДОСТАТКАМ

— Вы азартный человек? Бега, карты, рулетка…

— Карты — категорически нет! Дед (сам он был из волжских казаков) нам с отцом завещал: в карты никогда не играть! И мы не играли. А бега для меня — это прежде всего красивые лошади. Дед сам не был азартным, и нам это передалось по крови. Игры на деньги меня вообще не увлекают…

— Куда же девать страсть и темперамент?

— Как куда? В искусство! Без страсти нет профессии… Это вечный роман со своей профессией, который никогда не заканчивается, в отличие от романа с женщиной.

— Как вы попали в мультипликацию?

— Во-первых, я с детства рисовал. Во-вторых, окончил художественную школу. А в-третьих, занялся мультипликацией, честно говоря, случайно. Когда оканчивал Высшие курсы режиссеров кино, я написал три сказки: «Самый-самый-самый», «Любовь голубого кита» и «Честный друг Жираф». Их почему-то боялись публиковать, редактура все находила то нежелательные аналогии с властью, то скрытый политический подтекст… Я пришел в газету «Литературная Россия» за очередным отказом, а мне навстречу — высокий худой человек в красном пушистом свитере, с большой сигарой. И говорит: «Сказки мне понравились. Будем публико вать!» Оказалось, это известный писатель Лев Кассиль.

Когда их опубликовали, «Союзмультфильм» предложил мне написать сценарий, а заодно и поставить. Мой художественный руководитель на Высших режиссерских курсах Михаил Ромм сказал: «Ставь! Это будет твоя дипломная работа…» В итоге за мультфильм «Самый-самый-самый» я получил диплом с отличием. Так и проработал в мультипликации семь лет — с 1965 по 1972 год. Я счастлив, что работал вместе с Фаиной Раневской и Риной Зеленой. Так появились Карлсон, Крокодил Гена, Удав. Кого я только не озвучивал — котов, псов, волков, пиратов, бармалеев, земноводных, подводных, не говоря уж о летающих…

Во всех наших мультфильмах масса импровизации. Пример? В «Малыше и Карлсоне» фраза «Я пришел к тебе на день варенья… день рожденья!» — чистая импровизация. Или другой случай. Мы с Фаиной Георгиевной Раневской шалили. Она говорит: «Вася, я хочу уесть телевидение. Терпеть его не могу…» И появился текст, которого не было в сценарии. Помните, Фрекен Бок восклицает: «Сейчас приедут с телевидения, кого я им покажу?» Карлсон отвечал: «Меня! Я красивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил». — «Но на телевидении этого добра навалом!» И тут я «уедал»: «Но ведь я же еще и талантливый!»

— Самое время спросить: кто ваш любимый актер?

— У меня нет самых любимых. Самый любимый — отец, но он отец, а для меня еще и целая актерская школа. И вообще, я не люблю раздавать титулы: «Актер № 1», «Самая красивая женщина кино»… Есть любимые партнеры. Из женщин — Тамара Семина, блистательная актриса, прекрасный человек. А из мужиков ушедший из жизни на взлете мой друг Виталий Соломин. И Армен Джигарханян. Изумительные партнеры!

— Вы когда-нибудь всерьез боялись? Людей, неприятностей…

— Ужасно боялся. Чкалова. Когда Валерий Павлович погиб, мне было три года… Он жил в нашем доме, и мой отец очень дружил с ним. Он казался мне страшным, потому что был такой огромный, мощный, видимо, меня, ребенка, пугала энергетика его личности. Помню, хожу во дворе и боюсь войти в дом, потому что у подъезда стоит Чкалов. В черной шинели. Потом я узнал, что на самом деле он был очень добрый, ласковый и бурно нежный…

А неприятностей чего бояться? Подумаешь, долго звание не утверждали, потому что беспартийный… Говорят, мол, ты там в списке представленных на «заслуженного». Но тебе обязательно нужно зайти в партком Союза кинематографистов, который этот список утверждает, на собеседование. Я, естественно, не зашел, и меня не утвердили… Ливановы никогда не состояли в партии, хотя и не были диссидентами.

— Почему?

— Отец гениально объяснил. На огромном банкете, посвященном первым сталинским лауреатам, проговорив час с моим отцом о МХАТе, Сталин при всех громко спросил: «Борис Николаевич, а почему вы не в партии?» И отец без паузы ответил: «Потому, Иосиф Виссарионович, что я очень люблю свои недостатки!» Сталин расхохотался…

«РУССКАЯ ШКОЛА ПЕРЕОДЕВАНИЯ»

— Вас сегодня приглашают сниматься?

— Приглашать-то приглашают, но все эти роли я категорически отвергаю. Криминально-глупые картины идиотско-американское кино на русский лад. Вся драматургия построена на кровище, насилии, сексе, высосана из пальца и к реальной жизни никакого отношения не имеет.

— А раньше часто приходилось отказываться от ролей?

— По другим причинам. Например, когда мне предлагали сыграть мужа, которого бросила жена, из-за того что он, главный инженер обувной фабрики, отказался выпускать модную обувь. А когда я исполнил в «Синей тетради» Кулиджанова роль Дзержинского, со всех сторон посыпались предложения сыграть Дзержинского! Причем в ЦК меня даже заверяли, что тут же дадут звание народного артиста. Сыграл в «Звезде пленительного счастья» Николая II — то же самое… Ну не могу же я всю жизнь быть самодержцем или Железным Феликсом!

— Как вы относитесь к современной плеяде киноактеров?

— Актер проверяется классикой. Это старая истина. Однажды на юбилее Тамары Семиной мы обсуждали это. Да, у нас есть признанная во всем мире «русская школа представления». Есть разработанная Станиславским и Немировичем-Данченко «русская школа переживания». Тоже признанная во всем мире. А сейчас у нас есть еще «школа переодевания»! Это когда артист, не создавая никакого образа, кочует из фильма в фильм, меняя только наряды. То он в кепке, то в военной форме или чалме и так далее. А все тот же, те же интонации, та же мера чувств. Обслуживает сюжет! Тамара добавила, что есть у нас еще теперь и «школа раздевания»…

— И последний вопрос. Ваше мнение: российский кинематограф — это сказка с хорошим концом?

— Вся наша жизнь должна быть сказкой с хорошим концом. Помните про двух лягушек, попавших в крынку со сметаной. Одна опустила лапки и пошла ко дну, а другая билась, сбила сметану в масло и выкарабкалась. Так я за ту лягушку, которая бьется…

Источник: журнал "Сельская новь" № 7, июль 2010 г.